С екатеринбургскими «коллегами», бороздящими небеса на параплане с мотором, шалинца Владимира Лаптева разнят в первую очередь условия полётов. Никаких специально оборудованных взлётных площадок в окрестностях Шали нет, поэтому взлетать приходится с самых обыкновенных сельскохозяйственных полей.

В прошлом ветеринарный врач, а нынче индивидуальный предприниматель Лаптев всегда мечтал научиться летать, но окружение его идёю не поддерживало. Друзья-коммерсанты советовали вложить деньги в бизнес, нежели в малопонятную и дорогую забаву (стоимость паралёта сопоставима с новым «Рено Логаном»), близкие опасались за его безопасность, и даже с инструктором, у которого Владимир брал занятия, что-то не сложилось. Первый раз он прокатил Лаптева пассажиром, во второй дал поучаствовать в полёте, а в третий отменил занятия, когда ученик был уже на полпути к Екатеринбургу, и больше на связь не выходил. Тогда Лаптев решил сам освоить паралёт. Оказалось, не такая уж и хитрая наука.

И вот уже пятое лето шалинцы слышат стрёкот мотора над головой. Некоторым даже посчастливилось напроситься вместе с Лаптевым в полёт и увидеть родные просторы с высоты. Как мне, например.

— Ну как, не передумал? Сегодня вроде ничего не должно помешать, — голос Лаптева в трубке был лишён эмоциональности, как будто речь шла о поездке на шашлык.

Это уже вторая наша попытка, в первый раз на поле нас встретил сильный ветер, а потому Владимир так и не решился подняться в небо.

— Полетим в следующий раз. Лучше быть на земле и жалеть, что ты не в небе, чем быть в небе и жалеть, что ты не на земле, — обосновал он тогда своё решение.

И вот мы снова на поле, где некогда стояла деревня Сарга, на берегу одноимённой реки. Это место Владимир облюбовал из-за его размеров и расположения — позволяет взлетать и садиться при любом направлении ветра. Первым делом из кабины грузовика достаётся... удочка. На конце удилища прикреплён конусообразный матерчатый рукав. Поднятый вверх, он наполняется воздухом и отклоняется от горизонта. Что-то в показаниях «прибора» не устраивает пилота, и мы спускаемся чуть ниже — ближе к реке. Теперь порядок. Остаётся выкатить из кузова «телегу», достать «крыло», соединить их и прогреть мотор.

Усевшись в пассажирское кресло, обнаруживаю, что один из ремней безопасности болтается на плече безвольным хлястиком. Пытаюсь его натянуть. Тщетно. За спиной шум пропеллера и рёв мотора, набирающего обороты.

— Да ладно, полетели, главное, поясной ремень держит, — склоняется сзади Лаптев и добавляет: «Ещё никто не выпал».

Обнадёженный статистикой, хватаюсь руками за раму. Место пассажира находится впереди пилота, поэтому при разбеге такое ощущение, что несёшься на салазках с горки. Метров через сорок трясти перестаёт, и перед тобой вырастает сначала небо, а потом огромный, расстеленный до горизонта изумрудный ковёр хвойного леса. Отдаёшься чувствам настолько, что забываешь о тревогах, свойственных новичку. Правда, к реальности возвращают торчащие впереди и постоянно попадающие в кадр свои же ботинки. Отчего не перестаёшь ощущать себя седоком на табуретке, запущенной в небо.

Было ли страшно? Так и не понял. Но на следующее утро проснулся с болью в левой руке. Ею, видимо, держался за раму с удвоенной силой, в правой-то была фотокамера.

P.S Наш полёт был одним из последних, совершённых Лаптевым эти летом. Дело в том, что в конце июня трава на полях становится слишком высокой, что мешает взлёту и посадке. Поэтому и без того недолгий лётный сезон приходится прекращать до сенокоса.